Мукаддас Миджит:
Разрушающийся гигантский настенный портрет легендарного Чингиза Айтматова и миниатюрное танцующее тело на южном берегу Иссык-Куля. Танцовщица ищет слова для своей элегии: кружится, поднимается, тянется, шагает вправо и влево, смотрит вверх и вниз, бежит, сидит — все эти движения только для того, чтобы собрать фразу, выражающую горе и потерю.

Подобно балерине, запертой в музыкальной шкатулке, “танцующее тело” заперто в бесконечном мире, прямо за пределами “Дома”. Это не что иное, как бессловесные стенания в пустом парке перед медленно исчезающим портретом Чингиза Айтматова.

Лиза Росс:
Колоссальная настенная живопись с золотой, аляповатой рамой сама обрамлена природой – тихим небом и журчащими водами. На картине гора является фоном для руки, кисть и пальцы которой высоко подняты и как бы машут зрителям. Полотно картины разрушается: лицо разорвано и развевается по ветру. Глаз появляется и исчезает в пространстве.

Мукаддас движется грациозно, ее руки образуют множество узоров. Ее руки вращаются, а пальцы сгибаются. Она кружится и кланяется. Ее спина выгибается дугой, затем следуют взмахи рук. Звуки музыки игривы и печальны. На фоне огромного лица на фреске ее тело кажется меньше. Когда она выходит за границы фрески, озеро и небо окружают ее, смещая акцент с рукотворности на диалог с природой.

Мукаддас Миджит:
“Почему я здесь?”
“Почему я в чужой эпической истории?” “Где моя сказка?”
“Где мои герои?”
“Где мой дом?”…

Лиза Росс:
В постановочном кадре показаны мягкие гипнотические волны озера Иссык-Куль с поваленным декоративным железным забором на переднем плане. У кромки воды находится заброшенный парк Аалам Ордо. Следующая сцена – это сказка, рассказанная Мукаддас, которая обходит границы голых трибун. Сиденья стали декорациями для этого спектакля.

В тесной рамке минималистского фона черного и серого цвета шум нежных волн отражается в спокойствии и грации танца. Со временем происходит сдвиг, и разворачивается диалог с самим пространством. Мукаддас быстро и многократно ходит по решетке из выбеленных солнцем гранитных плиток. Она ложится на ступеньку в пестром пейзаже распада; перекатывая свое тело на следующую и следующую ступеньку, она сливается с камнем. Ее ноги подгибаются и проваливаются под ее телом, наступает трудный момент. Ее ноги не могут найти сцепление с поверхностью, и она теряет баланс.

Из щелей и трещин пробиваются дикие зеленые сорняки, которые распускаются, как букеты, оставленные в память о забытых.

Обзор расширяется; мы видим, что сцена установлена перед шестью бетонными юртами, соединенными стенами, которые представляют собой барьер, похожий на форт. За юртами находятся горные хребты. Нам остается увидеть разрушающуюся арену.

Мукаддас Миджит:
Тело танцовщицы, запертое за пределами “Дома”, желает исследовать чужие пространства, желает исцелиться. Может быть, это возможность познать новую поэзию? Пришло ли для нее время петь на другом языке, оказаться в другом месте и времени?

Доброжелательный манасчи Саякбай Каралаев наблюдает за ее движениями с вершины близлежащих гор. Танцовщица безуспешно пытается подражать кыргызскому сказителю. Она пытается вспомнить свой собственный язык, свою собственную историю, свои собственные танцевальные движения. Она поворачивается, бежит, пытается выбраться из своей камеры под открытым небом. Измученная, она оказывается на пустой земле.

Таким образом, попытка рассказать чужую эпическую историю терпит крах.

Мукаддас Миджит:
Еще несколько лет назад мир не знал о страданиях уйгуров. С каждым днем голоса уйгуров затихали, их существование сводилось к нулю. Чем больше уйгуры молча страдали, тем больше мир их игнорировал.

В 2018 году на фоне бесчисленных злодеяний, совершенных против уйгурского народа, мы с Лизой Росс были глубоко обеспокоены исчезновением многих талантливых художников, интеллектуалов и ученых, живущих в регионе.

В уйгурской похоронной традиции 6 метров ткани — это длина материала, в который заворачивают тело умершего. Показательное заворачивание живого тела в общественном месте символизирует безмолвный крик о страданиях невинных душ и исчезающей культуре.

Лиза Росс:
Эта видеоработа изначально задумывалась как тест для будущей инсталляции. В ней Миджит взаимодействует с висящими вертикальными свитками, повторяя движения фигур на изображениях. Двусторонние баннеры установлены таким образом, чтобы создать пейзаж из картин, по которому должен перемещаться зритель. Изображения на баннерах – это фрагменты картин с пропагандистских фресок, которые Росс сфотографировала в Турпане, городе в Уйгурском регионе Китая, в 2011 году. Росс решила деконструировать фрески, исказив их первоначальный замысел путем их нарезки на вертикальные секции, что изменило способ прочтения изображений. Оригинальные пропагандистские фрески казались абсурдными в своем намерении направлять и контролировать повседневное поведение, давая непрошеные советы, как жить и работать под контролем государства. Фрески были нарисованы на глинобитных стенах традиционных уйгурских домов на длинной деревенской улице.

В инсталляции зрители должны сами пробираться через висящий пейзаж, натыкаясь на баннеры и взаимодействуя с деконструированными образами. Оригинальные пропагандистские фрески несут колониальный посыл. Они намеренно по-детски нарисованы, что легко может быть воспринято как снисходительное отношение к зрителю. Однако, если посмотреть на них из 2021 года, фрески выглядят почти утопично, поскольку их намерением было не уничтожение уйгуров и их культура, а трансформация и модернизация, поскольку уйгурам было позволено сохранить свой собственный язык, культуру и жизнь в рамках коммунистического режима.